"Верь в мою легенду" (повесть, сеттинг - WoW)

Глава 1. Дверь открывается

Ветер был первым, кого он встретил на новой земле. Еще до того, как копыто элекка в тяжелой сбруе ступило на песчаный берег по ту сторону моста, он почувствовал его. Всей кожей, привыкшей к сухому жару Награнда и болотной влажной духоте Зангартопи. Ветер был пронизывающим, свежим, он пах солью, прелыми листьями и корой. Он пах жизнью, которая возвращалась в эти места. Развеивал туман, окружавший остров, превращая его у берегов реки в рваную бахрому. Его досточтимый командующий, старший воздаятель Борос, говорил, что они хотели назвать это место Островом Серебряного Ветра. Конечно, столь романтичного названия оно не заслуживало. Но и Островом Кровавой Дымки быть почти перестало.

Алый отблеск кристаллов стал тусклым, алое зарево над землей, о котором он там много слышал, почти исчезло, а туман потерял свой зловещий кровавый оттенок, вернувшись к прежним серебристо-серым цветам. Он был густым и прохладным; проезжая сквозь туманную завесу, Шимар чувствовал, как на щеках остаются крошечные капельки воды.

Это все равно, если бы он пытался поцеловать тебя в щеку, братец, — сказала бы Валтера. Он представил ее так живо — смеющийся голос, светлые, прозрачные и полные радости глаза, небрежно собранный на затылке хвост. И что-то внутри сжалось. Он вернулся сюда, чтобы найти ее. Что ж, он ее нашел; теперь, видимо, она всегда будет где-то рядом.

— Воздаятель Шимар? — почтительный, но настойчивый голос оборвал его задумчивость. — Мне говорили, что утром вы появитесь. Ну я и решил — выведу малышей погулять, а заодно встречу вас у моста.

Шимар осадил элекка, заставив его попятиться и взрыть мягкую глину копытами. У дороги, чуть в стороне, рядом со снопами скошенной травы, стоял дреней в простой одежде из ткани и шкур. Вокруг него топтался целый выводок элекков, семидневных, должно быть — самый высокий из них головой мог разве что уткнуться дренею в поясницу. Они были светлее взрослых животных, и потому казались яркими, как игрушки — лиловыми, розовыми, песочно-желтыми.

— Приветствую. Должно быть, вы и есть Кеcсел?
Дреней рассмеялся.
— Он самый, он самый, приятно знать, что в Экзодаре обо мне еще помнят, — розовокожий детеныш потянулся хоботом к краюхе хлеба, которую дреней небрежно держал в руке. — Эй, Нугото, это лакомство для послушных мальчиков. А не для тех, кто норовит сбежать и искупаться в заливе при первой же возможности! Простите, воздаятель, — он не поменял тона, так что обращение было не лишним, — они в этом возрасте такие сорванцы. Я стараюсь пасти их здесь — тут растут земляные груши, а малыши их просто обожают. К тому же, я привык к этой поляне. Когда-то тут было наше пастбище. Но поселения разрастаются, и мы решили переехать поближе к заставе.

Маленький хобот снова потянулся к хлебу, и Кессел снова взмахнул рукой, спасая остатки своего завтрака.
— Рад видеть, что дела здесь идут так хорошо.
— О, на самом деле даже лучше! Везде и всюду полный порядок, и нам с молодняком даже не нужна помощь охотников, чтобы каждый день ходить на это пастбище — или на то, дальнее, северное. Вы еще увидите, как славно у нас на острове. Вам понравится. Нет лучше места, чтобы отдохнуть от войны и заняться чем-нибудь более вдохновляющим… ах ты, зараза! Простите! — воскликнул Кессел, хватая за ухо крошечного элекка, лилового, похожего на загадочный фрукт или овощ, и оттаскивая его от взрослого животного, чьей сбруей детеныш недвусмысленно заинтересовался, с самой прагматичной целью, которая только может быть у такого юного существа — с гастрономической.
Шимар не стал скрывать улыбку.
— Они в этом возрасте такие сорванцы, — повторил он недавнее объяснение Кессела, а тот, не узнав себя в этих словах, радостно затряс головой, соглашаясь с воздаятелем.

Когда огромный элекк в тяжелой, хоть и слегка пожеванной с одной стороны сбруе, снова пустился в путь, Шимар не выдержал и оглянулся на Кессела. Тот стоял посреди поляны, с горбушкой хлеба в руке, а вокруг него неуклюже топтались его подопечные — крошечные разноцветные элекки.

Пожалуй, если бы остров хотел добиться его любви, он не смог бы устроить это лучше.

Шимар откинулся в своем удобном кресле-седле, размышляя о том, встретят ли его так же тепло остальные обитатели острова. Обычные размышления для новичка и дважды чужака — не только на острове, но и в этом мире — отягощенные еще одним досадным обстоятельством. Тем, что место, которое ему щедро даровал Триумвират Длани, не было таким уж вакантным.

Элекк решительно шел вперед, без раздумий топча коряги и переступая через булыжники на своем пути, оставляя хозяину возможность вспоминать о том, как он получил свое назначение, всего каких-то пять дней назад.

Экзарх, который должен был поставить свою печать на его документах, был высоким седым магом — не то, чтобы старым, хотя старение могло подкрасться к дренею незаметно, и поразить его, как недуг, и в тысячелетний юбилей, и в столетний, обесцветив волосы и украсив лоб сеткой глубоких морщин, а потом отступить, не претендуя более на свою «жертву». Он был одним из управителей Острова Кровавой Дымки, наряду с местным анахоретом и местным воздаятелем, и проводил последние годы в постоянных переездах между Экзодаром и островом. С Шимаром они встретились в столице, в кабинете экзарха, и первые несколько минут Шимар был охвачен суеверным ужасом перед этим местом: так много там было писем, отчетов и докладов, что его жалкое прошение о переводе с двумя печатями и всего-то на трех листах могло бы потеряться среди этого бумажного царства, едва оказавшись на столе. Адметиус был последней инстанцией в недолгом процессе перевода бывшего алдорского воздаятеля в ряды Длани Аргуса, но неожиданно для Шимара, именно он рассказал ему о будущей работе все, что ему нужно было о ней знать. История этого места, мрачная и кровавая, казалось, легла на стол экзарха, став понятной — но оттого не более приятной.

А еще он рассказал о том, о чем его забыли предупредить в Триумвирате. По странному стечению обстоятельств, эта деталь, упущенная старшими воздаятелями, сразу же показалась ему самой важной. Поэтому искреннее, отеческое предупреждение экзарха позволило ему задать вопрос.
— Ее все любят, верно?
Экзарх Адметиус аккуратно сложил последнюю стопку писем, выровняв их, как по линейке.
— Еще вчера я бы сказал, что ее не любит никто.
Такие реплики обычно требуют встречных вопросов — а значит, настойчивости вопрошающего. Но вопроса не последовало, и экзарху пришлось продолжить самому.
— Упрямая. Скрытная. Резкая на язык — хотя ей бы это простили, если бы она развязывала язык не только на работе, но и в местном албаале.
— Видимо, она этого не делает.
— Нам бывает трудно понять тех, кто демонстративно удерживает дистанцию — там, где дистанция не нужна.
— Значит, на острове ее не слишком-то жалуют.
— Это было вчера, — возразил экзарх, внимательно изучая идеально ровную стопку бумаг.
— Вчера? — непонимающе переспросил Шимар, все-таки попадаясь в ловушку, за минуту до того, как ответ сам пришел ему в голову. — О! Странная, но местная управительница лучше, чем незнакомый приезжий?
Экзарх довольно улыбнулся.
— Видите, как хорошо вы все понимаете. Но поймите чуть больше: здесь все уважают закон, чтут волю Пророка и склоняются перед решениями Триумвирата Длани. Никто не выкажет вам непочтительности. Все будут рады вам услужить. И все же…
— Я все равно приезжий, — с такой же слабой полуулыбкой ответил Шимар.
— Вас ведь не было здесь, верно? Ваша слава опережает вас с полпути, но вы заслужили ее где-то там, а они здесь, в Азероте, выживали, разбирая голыми руками обломки радиоактивного мусора, сражались с эльфами-ренегатами, сатирами, нагами, эредарами, еще наару знает кем. Ловили острогами рыбу и строили свои первые убежища из болотной глины. Стоя в ней по колено и вскапывая ее мечами, пожалованными за долгие годы отличной службы. Такое не забывается, воздаятель. И это, определенно, делает вас чуть менее популярной фигурой на острове, и заставляет их всей душой сочувствовать вашей предшественнице.
— Я благодарен за доверие, оказанное мне Триумвиратом, — кивнул Шимар. — Но боюсь, я прибыл сюда слишком поздно, чтобы копать глину и строить шалаши.
Экзарх был занят тем, что увенчивал свое творение — истинный памятник экзодарской бюрократии — элегантным серебряным пресс-папье. Когда он наконец поднял голову, его взгляд был серьезным.
— В том-то и дело, воздаятель, — ответил он. — В том-то и дело.

Ветростан стоял на пересечении трех дорог: одной старой, проложенной в незапамятные времена, когда название «Лорет'Аран» еще что-то значило, и двух новых, появившихся в последние годы. Все три были глинистыми, но утоптанными, широкими, пригодными для пеших и верховых путешествий. А еще они, сходясь и пересекаясь на небольшой деревенской площади, служили символом и слабым подобием царивших в поселке ветрам. Название, которое дали поселению дренеи, было не просто говорящим — оно вопило о том, что любому разумному существу стоило бы поискать себе убежище в более укромном и тихом месте. Например, у побережья или возле приземистых, осыпающихся холмов острова. Однако в пещерах тех холмов до сих пор встречались наги, а побережье облюбовали мурлоки. И хоть дренейские стражи и охотники шаг за шагом теснили агрессивных жителей острова дальше от обитаемых его частей, разумнее было остаться на Заставе. А Застава не менее разумно расположилась на холмах, так, чтобы к ней никто не мог подойти незамеченным. Время шло, поселение из военного укрепления стало небольшой деревушкой, потом — целым поселком, и вот-вот грозило превратиться в настоящий город.

А ветра хозяйничали здесь с прежней самоуверенностью.

Жители Ветростана шутили: мол, мусор убирать нам на холмах не нужно, если какой и останется — его непременно сдует в море. Как сдувало туман, ползущий с холмов, и въедливый дым от редких пожаров на пустошах. И как только что сдул в неизвестном направлении четверть пакета превосходной муки тонкого помола. Виик тяжело вздохнула и захлопнула ставни.

— Наали, дорогая, спустись вниз! — крикнула она, подняв голову, увенчанную аккуратными остроконечными рогами, к потолку.
Потолок безмолвствовал. Сверху не доносилась звуков, которые говорили бы о том, что этот призыв услышали.
— Маленькая хитрюга, — пробормотала Виик, и вернулась к своему тесту — или, если уж говорить честно, к своим попыткам спасти остатки муки. Хороший же будет вид у кухни, когда вернется Аслен. Кстати, хорошо бы ему уже вернуться. Солнце уже встало.

Этой ночью, необыкновенно теплой для поздней весны, Аслен занимался тем, что особенно любил: охотился. Правда, настоящей охотой эти ночные вылазки трудно было назвать, если он и приносил дичь, зачастую это было что-нибудь заурядное, вроде медведя, тушу которого Аслен упрямо волок на плечах. Суть была не в добыче — ночью Остров Кровавой Дымки преображался, из нор и берлог появлялись животные, которых нельзя было увидеть днем. И хотя все они не представляли никакого промыслового интереса, законный супруг Виик четырехсот лет отроду наблюдал за ночной жизнью острова с воодушевлением, которое не покидало его и наутро, когда он делился впечатлениями с женой. Она не возражала. Аслен был охотником всю жизнь, с самого раннего детства, задолго до их знакомства. Охота была частью его прежней истории, оборвавшейся на Дреноре, где он оставил в неглубоких могилах мать, жену и двоих сыновей. Когда они встретились, им владела лишь одна страсть — горе. Оно жило в глазах, в напряженных плечах, в морщинах на лбу, и начало отступать лишь тогда, когда они впервые соединили руки, прогуливаясь по безопасной части побережья. Но горе — настойчивый спутник. Только рождение Наали принесло мир душе Аслена. И сейчас Виик не смогла бы упрекнуть его во впустую потраченном времени, видя, каким счастливым он возвращается со своих ночных бдений.


Она так увлеклась воспоминаниями, что едва не пропустила момент, о котором столько думала. Дверь скрипнула, на пороге появился Аслен — широкоплечий даже для дренея, с длинными рогами, загибающимися назад, и длинными тяжелыми косами. На его спине висела плетенка с какими-то зверьками — вряд ли с них будет много мяса, машинально отметила Виик, но они сгодятся на суп.

— Отличное утро, погожее, солнечное, и ночь была хороша — воздух был теплым, как вода в экзодарских купальнях! — бодро провозгласил Аслен, вешая плетенку на крюк возле двери. — Но только не в этом доме, похоже, здесь была настоящая пыльная буря!
— Ох, знал бы ты, как ты прав, дорогой, — вздохнула Виик, подставляя мужу щеку для поцелуя.
— Папочка! — с пронзительным вскриком по лестнице едва не кубарем скатилась девочка лет четырех, и обняла колени — выше ей было не дотянуться — Аслена.
Виик закатила глаза.
— Ты была не так бодра, дорогая, когда я звала тебя на кухню всего минуту назад.
Наали, тут же спрятавшись за отцом, смотрела на мать с невинным детским коварством — так смотрят дети, уверенные, что смогли кого-то провести.
— Она просто знала, что я уже близко, и я, конечно же, спасу тебя от буйства стихий! — торжественно провозгласил Аслен, подхватывая с полки тряпку. — Ты будешь печь пироги?
— Мамочка хочет испечь пирог для строгой тети! — незамедлительно выдала свой секрет Наали, глядя на отца снизу вверх — для этого ей пришлось запрокинуть голову назад.
— Ох, Наали! Были бы у тебя руки такими быстрыми, как язык!
— Думаешь, она согласится? — Аслен смотрел на жену с редкой для него серьезностью.
— Уже согласилась, — потупившись, призналась Виик.
— Ох! Как же тебе это удалось, дорогая?
Виик пожала плечами, отбирая у старательного, но слишком увлеченного своим делом супруга тряпку — по крайней мере, он еще не успел засыпать самого себя мукой от копыт до рогов.
По правде говоря, она и сама не знала, как.

Вчерашний вечер был для нее долгим, как сладкая тянучка, тяжелым и нервным; она ничего не смыслила в двух вещах — знакомствах и прощаниях, а это прощание обещало стать для нее особенным. Они проработали вместе четыре долгих года, хотя, если спросить ее начальницу — вряд ли она повторила бы это «вместе». Но Виик нравилось так думать. И Маннели ей нравилась. В конце концов, именно благодаря Маннели у нее появилось все то, чем она так дорожила сейчас.

Новая дознавательница, повышенная волей случая до наместницы Длани на Кровавой Заставе, позвала ее к себе через пару месяцев после того, как поселенцы шумно отпраздновали победу над син'дораями-ренегатами и их эредарской предводительницей. Сатиры были оттеснены к дальним частям острова, наги — достаточно напуганы, чтобы не показываться на глаза, и жизнь поселения стала неожиданно мирной. Стражи еще находили себе работу, но Триумвират Длани покинул остров, а за ним потянулись и остальные: воздаятели и дознаватели, передовые отряды Длани, соль Экзодара, лучшие воины дренейского народа. Приток новобранцев превратился в тонкий ручеек, и для Виик, которая только и могла, что учить новоприбывших махать мечом, почти не осталось работы. Она попыталась ходить на охоту, но долгое блуждание по болотам по колено в ледяной воде, беготня по вересковым пустошам и выслеживание медведей по оставленному им помету приводили ее в отчаяние. Не лучше была и вторая часть работы, доставшаяся тем, кто свежевал добычу, потрошил тяжелые туши, дубил кожи и коптил, солил и сушил мясо и рыбу. Она даже попыталась было стать горняком, но едва не свернула шею в первой же экспедиции. Казалось, после той первой работы, которая и досталась-то ей случайно, ничего, что ей нравилось бы, ей тут уже не найти.

— Я слышала, вы ищете работу, — спокойно сказала ей дознавательница, стоя на своем любимом, как узнала потом Виик, месте — в шаге от окна, в пол-оборота к посетителям.
— Так точно! То есть… почти нашла, нужно только привыкнуть… — поспешно ответила Виик, покривив душой.
— В моем ведомстве есть вакансия, — так же невозмутимо заметила Маннели, которую больше волновал пейзаж за окном, чем вызванная ею дренейка.
— О!
— Нашим новым дозорным нужен наставник для тренировок, а заодно и кто-то, кто займется организацией караулов и будет отчитываться передо мной о результатах их работы.
— О! Но я… — Виик облизала пересохшие губы, — не работала так раньше.
— Они тоже. Пришло время перемен, — Маннели говорила равнодушно. Она даже не повернулась к Виик.
— Но я… — Виик замялась. Как объяснить ей, холодной и безучастной, что именно мешало ей найти работу в военном ведомстве раньше? Почему лазить по горам, рискуя переломать кости, или выслеживать медведей, было лучше, чем искать новое место в поселковой страже? — Видите ли, я не слишком-то хорошо справляюсь с такими вещами, — она вдохнула воздух, набираясь решимости. — Мать говорила, что у меня скверный характер, так оно и есть, и я… мне очень трудно с кем-то сработаться! — последние слова Виик выдохнула с отчаянием, понимая, что такое детское объяснение уж точно закроет ей путь к новой работе.
Маннели обернулась и, кажется, в первый раз за все это время прямо посмотрела на Виик.
— Об этом не беспокойтесь, — взгляд у дознавательницы был неприятным, колючим, а в голосе явно читалась усмешка. — Вам не придется срабатываться со мной.

Сейчас, спустя четыре года после этого разговора, Виик вынуждена была признать, что Маннели права. Они не работали в команде. Они почти не общались. За эти годы Маннели лишь пару раз сделала ей замечание — сухо, коротко и уместно. Ни слова о жизни, отношениях, даже о том, что из окна дует или работы слишком много навалилось. Впрочем, они и виделись только по часу в день, если сложить все их короткие деловые встречи.

Но это была работа, и Виик с ней справлялась. Она получала деньги. Она растила дочь. Она жила. И за все это, а главное — за шанс, в который она и не верила-то толком, она была благодарна своей начальнице. Теперь уже — бывшей. К тому же, несправедливость того, что случилось, не давало ей покоя. Почти пять лет Маннели провела на островах. С момента крушения она была послушным исполнителем воли Триумвирата, и то, что ее приняли в Длань с явным нарушением процедуры, не сказывалось на результатах ее работы. В конце концов, разве не ей удалось задержать Матиса и положить конец преступной деятельности Сиронас, лишить ренегатов связи с Запредельем, а значит, как ни крути — спасти острова от неизбежного вторжения врагов? И разве к ее последующей службе можно было придраться?

Триумвират четыре года не вспоминал о Заставе. Их все устраивало, верно? Или слишком занимала война, которую они вели на руинах Запределья. И которую выиграли, к вящей радости всех поселенцев. Впервые за сотни, если не тысячи лет бегства, дренеи смогли встретить своего врага с оружием в руках и не дрогнули перед ним, и победили его в бою. И как только погасли фейерверки, а с праздничных столов исчезли закуски и вина, Триумвират вспомнил о том, что у них в Азероте остались еще нерешенные вопросы.

Маннели была одним из них. Никому толком не известная, в Длани без году неделя, не паладин, не жрец, просто дреней, не открывший свою душу вечному Свету, она не соответствовала ни табели о рангах, ни представлениям Триумвирата о том, кто должен представлять их волю в окрестностях Экзодара. Виик прекрасно понимала, как старшие воздаятели пришли к такой мысли, но ей эта мысль совершенно не нравилась.
Второй удар был нанесен, когда стало известно о том, кто должен официально сменить Маннели на ее неофициальной должности.

О, будь это бюрократ с Экзодара или один из порядочных, но мало кому известных паладинов Длани, все было бы настолько проще! Весь город, Виик точно знала, сплотился бы в своей неприязни к чужаку. Недолго, ведь дренеи не могут хранить отчужденность даже к инородцам, что уж говорить о соотечественниках… но все же Ветростан и весь остров оказали бы пришлому воздаятелю достойный прием.

К сожалению, Триумвират, как бы Виик не осуждала их неуклонную принципиальность, не делал кадровых ошибок. В Ветростан был направлен герой двух войн, увешанный наградами за доблесть, как ель — игрушками к Зимнепразднику. Он не просто воевал с орками в Шаттрате и с демонами — на острове Кель'Данас. О нет, как будто этого было мало, чтобы снискать всеобщую любовь, он еще и оказался одним из тех десятков обреченных героев, которые прикрывали отступление и позволили Экзодару отшвартоваться от захваченной ренегатами станции, оставляя Крепость Бурь их врагам. Последнее противостояние ради последнего шанса. Удивительно, что он вообще выжил. Удивительно, что этот алмаз ограненный теперь окажется здесь, в их милом, но довольно провинциальном поселке. Вряд ли он тут надолго. Но пока он будет здесь — он будет героем для всего острова. И это было справедливо, вот только… была какая-то несправедливость в этой справедливости. И чем больше Виик смотрела на свою начальницу, тем отчетливее это понимала.

— Завтра будет праздник, — угрюмо, наконец набравшись решительности, сказала она.
Маннели подняла голову от бумаг, которые она быстро прочитывала и тут же откладывала в сторону, листок за листком.
— В самом деле?
— Ну, встреча и все остальное. Не так редко к нам приезжают такие… герои.
— Это потому, что их не так уж много, — спокойно заметила Маннели, снова вернувшись к своему занятию.
— Будет и праздничный ужин. Но вы ведь не пойдете?
— Я не хожу на праздничные ужины, Виик, — в голосе снова слышалась усмешка, но за годы службы Виик научилась отличать сарказм от доброжелательности. Эта усмешка была вполне благожелательной, и именно это заставило Виик продолжить.
— Я тоже не пойду. На тот ужин.
— В самом деле?
— Да. И я подумала… не сочтите за нескромность, но… Может быть, вы бы поужинали у нас? Я хочу испечь пирог. С ягодами. Аслен приносит их постоянно, а мы с Наали перетираем их с сахаром, добавляем сухую ароматную траву, нагреваем на углях. Получается очень вкусная начинка, — Виик волновалась, а волнуясь — говорила быстро и сбивчиво, рассказывая то, что не имело отношения к делу. — И я была бы рада… Аслен и Наали пойдут на праздник, Наали хочет посмотреть на все это, а я… подумала, что мы могли бы поужинать.
Ну да. Съесть пирог. Открыть бутылку экзодарского вина. Поговорить. Обычное дело, но только не для них, верно?
— Хотя у вас, наверное, есть дела, — Виик, не дождавшись ответа, сникла.
— Они всегда есть, верно? В отличие от пирога с ягодами.
Виик подняла голову. Маннели смотрела на нее — и улыбалась.
— Так я тогда завтра же его испеку. Вы не пожалеете. Я отлично пеку пироги.
— Никогда в этом не сомневалась, — преувеличенно-торжественным тоном заверила ее Маннели.

Виик чихнула — мука все еще поднималась от стола легким облачком, оседая на волосах и рогах. Ну и беспорядок! От Аслена толку меньше, чем беспокойства. Наали могла бы и помочь, но уже убежала вслед за отцом на крыльцо. И что это их так увлекло?
— Дорогая, скажи, видела ли ты раньше такого… потрясающего зверя? — воскликнул Аслен с порога.
Виик распахнула ставни, демоны с ней, с этой мукой, все равно кухню придется убирать, и выглянула в окно. Аслен был прав. Элекк и впрямь выглядел… впечатляюще. Как и его всадник, вступивший в Ветростан во всем великолепии чеканных, сверкающих на солнце лат.