Сон в летнюю ночь

Лекарств было так много, что они занимали всю тумбочку, не оставляя места для книги и настольной лампы. Поэтому было темно, душно, скучно и пахло какой-то ерундой. Через воздуховоды доносилось чье-то невнятное бубнение. Это в соседней палате заседал совет акционеров, недавно сбежавший из французского пансиона Activision Blizzard. Говорили о титане и о том, как дальше греть воду и дуть на нее. Вопрос важный. На соседней койке кто-то явно замер в нетерпении, прислушивался и одновременно скрипел карандашом. Завтра опять всех стошнит плохо усвоенными новостями.

Я лежал ближе к отдушине, поэтому отчетливо слышал, даже не желая этого, как кто-то заговорщицким голосом произносит несколькими этажами выше: «While we can't talk about the details yet, it is unlikely to be a subscription-based MMORPG».

На утро под окнами продавали газеты, выкрикивая заголовки. Ничего удивительного в том, что услышанная мной фраза туда попала с жесточайшими искажениями, нет. Монгольский – это трудный язык, да и акустика в нашей больнице такая, что каждый слышит то, что хочет. Впрочем, возможно, это и меня касается. Но, простите, даже учитывая тот факт, что фраза произносилась на шира-югурском диалекте, ее никак нельзя было перевести в виде «находящаяся в разработке ММО нового поколения скорее всего не будет брать деньги за подписку». Все, что сказал тот парень наверху: «едва ли это будет основанная на подписке MMORPG». Разочарованно прикрываю окно.

Снова хочется есть. По радио рекламируют новую сеть быстрого питания. Я с ностальгией вспоминаю любимые места с самыми вкусными завтраками, обедами и ужинами. Сейчас таких не готовят. Увлеклись конкуренцией, добавляли с каждым разом странных ингредиентов, пока не перешли на откровенные пищевые добавки в виде пилюль. Потом вскрикнули в ужасе, что так дальше нельзя и вынули одну из ста пилюлей. Покаяние и Очищение, не иначе. Вот только пахнут их новые бутерброды все так же мерзко.

Говорят, где-то далеко за городом есть ферма, на которой можно отучиться от этой лекарственной зависимости, и там пытаются вырастить что-то естественное. Но недавно к нам в палату попал парень, который там побывал. Он утверждает, что после пилюль все не то, и что там еще эту еду заставляют выращивать. В общем, не выдержал. Хотя больше других мечтал и рвался. Теперь все время критиковал и ругал, требуя у медсестры список лекарств. Ирония.

Она повсюду. На каждой вывеске продают что-то прекрасное, вкусное и естественное, но на деле ты заглатываешь что-то настолько странное и слащавое, что сводит челюсть. Когда я гулял по парку, скучающий мороженщик начал жаловаться на то, что никто не хочет платить деньги за продукты. Мол, их настолько много, что стали раздавать бесплатно, делая ставку на продажу сопутствующих соусов. И вот уже невозможно просто продавать свой товар. Слишком много предложений. Я посмотрел на его «мороженое с мясом» и сочувственно пожал плечами, вежливо отказавшись от бесплатной порции.

Пролетающий мимо дирижабль рекламировал сбор средств настоящих гурманов для воскресного классического барбекю от уволенного из крупнейшего ресторана шеф-повара. На дирижабле был размещен его портрет. Свысока на меня смотрел совсем не расстроенный увольнением человек с пижонской бородкой и подписью «Сэр Ричард Гэрриот». Идея взять деньги до приготовления блюда свежая, но меня не оставлял вопрос, почему на дирижабль деньги нашлись, а на приготовление барбекю – нет. Тем более, что парень из последнего ресторана унес 11 миллионов тугриков. Жаль, такую идею могут дискредитировать.

Я уселся на скамейку рядом с сияющим пожилым мужчиной. Казалось, он наслаждался жизнью и как-то издевательски поглядывал на мой кислый вид. Кажется, я даже сказал ему что-то грубое, видимо, решив сделать его лицо не менее кислым. Но он пропустил это мимо ушей и мы незаметно разговорились.

— Все наши болезни, которые и не болезни вовсе, а лишь душевные терзания или попытки заполнить пустоту, происходят от монгольского мировосприятия, в основе которого лежит идея о том, что мир деградирует, двигаясь от некоего золотого века. Но есть и другой путь, по которому идут страны, лежащие от нас далеко на западе, или на востоке, это как кому ближе. Там идеал воспринимается как нечто, что будет впереди. Эта идея предполагает постоянное развитие. Движение от менее совершенного к более совершенному. И ваша проблема в том, что вы презираете те правила, которые время заставляет нас принимать.

— Все, что вы здесь говорите, возможно, выглядит красиво и оптимистично, но я вам могу рассказать кое-что о прогрессе.

— Сделайте милость.

— Если посмотреть на сказанное вами под другим углом, то получится, что некоторые люди просто быстрее приспосабливаются к переменам, чем другие. А вы когда-нибудь задавались вопросом о том, почему эти перемены вообще происходят?

Старик пожал плечами.

— Тогда я вам расскажу. Вы, надеюсь, не будете спорить с тем, что чем человек хитрее и бессовестнее, тем проще ему живется?

— Не буду.

— А легче ему живется не в последнюю очередь потому, что он проще приспосабливается к переменам.

— Допустим.

— Так вот, существует такой уровень бессовестной хитрости, милостивый государь, на котором человек предугадывает перемены еще до того, как они произошли, и благодаря этому приспосабливается к ним значительно быстрее всех прочих. Больше того, самые изощренные подлецы приспосабливаются к ним еще до того, как эти перемены происходят.

— Ну и что?

— А то, что перемены в мире происходят исключительно благодаря этой группе наиболее изощренных подлецов. Потому что на самом деле они не предугадывают будущее, а формируют его, переползая туда, откуда, по их мнению будет дуть ветер. После этого ветру не остается ничего другого, кроме как действительно подуть из этого места.

В окно ворвался сквозняк. «Ну что за пелевенщина...» — сквозь сон пробурчал я и проснулся.